Всё это было сотни тысяч раз:

       сгорало солнце, мир окрасив алым.

       Был небосвод доверчиво безглаз,

       пока луна в иных мирах витала.

       Не верил день в пророчества сивилл,

       кружась над пашней белокрылой птицей.

       Но запад снова пурпуром кровил

       и звал давнишний сон, готовый сбыться.

       В нём ночь, длинней и слаще жизни всей,

       брала в свои ладони тихо-тихо

       июльский берег, вымокший в росе,

       где прошлое живёт, не зная лиха.

       Где запах трав острее и свежей,

       чем пьяный воздух вечно юных вёсен.

       Где я стою на скошенной меже,

       и слышу шёпот вызревших колосьев.