Этот голос далёкий я слышу, ещё не родившись,

Только он не баюкает, он мне пророчит невнятно.

Лунный запах ловлю (я узнаю потом, что он мятный),

Чуть прохладный, тревожный и памятью прошлой оживший.

 

Этот голос не будет стучаться птенцом в моё детство,

Он свернётся уснувшим котёнком на кухне в корзинке.

Непослушные волосы собраны в хвост под резинкой,

Но от юности, жадной до бурь, никуда мне не деться.

 

Голос хрипло и властно ворвётся в бессонные ночи

И швырнёт мне вдогонку пол фразы, корявой и жёсткой.

Я теперь не позволю себя гладить вечно по шёрстке,

В сердце злым бунтарём нетерпенье и дерзость грохочут.

 

Всё успеть, всё узнать, всё попробовать – много ли толку?

Я не слышу других, мне себя бы понять и услышать…

На продрогшей душе заскребутся не кошки, а мыши.

Застрекочет тщеславье проснувшейся вдруг балаболкой.

 

И тогда этот голос шепнёт еле слышно, и снова

Я почувствую мятной волны холодеющий привкус.

Если честь не в чести, в дырах плащ у поверженной Виртус,

Что дождётся меня, у ручья затаившись лесного.

  

Серебром отливает копьё. Я сжимаю в ладони 

Три жемчужины мокрых – то слёзы вчерашних сомнений.

Больше я не боюсь, древний путь уготован не мне ли?

Голос крепнет призывный на поле под крики вороньи.